В.Ф. Одоевский «Последнее самоубийство»
Наступило время, предсказанное философами XIX века: род человеческий размножился; потерялась соразмерность между произведениями природы и потребностями человечества. Медленно, но постоянно приближалось оно к сему бедствию. Гонимые нищетой, жители городов бежали в поля, поля обращались в сёла, сёла в города, а города нечувствительно раздвигали свои границы; тщетно человек употреблял все знания, приобретённые потовыми трудами веков, тщетно к ухищрениям искусства присоединял ту могущественную деятельность, которую порождает роковая необходимость, – давно уже аравийские песчаные степи обратились в плодоносные пажити; давно уже льды севера покрылись туком земли; неимоверными усилиями химии искусственная теплота живила царство вечного хлада... но всё тщетно: протекли века, и животная жизнь вытеснила растительную, слились границы городов, и весь земной шар от полюса до полюса обратился в один обширный, заселённый город, в который перенеслись вся роскошь, все болезни, вся утончённость, весь разврат, вся деятельность прежних городов; но над роскошным градом вселенной тяготела страшная нищета и усовершенные способы сообщения разносили во все концы шара лишь вести об ужасных явлениях голода и болезней; ещё возвышались здания; ещё нивы в несколько ярусов, освещённые искусственным солнцем, орошаемые искусственной водой, приносили обильную жатву, – но она исчезала прежде, нежели успевали собирать её: на каждом шагу, в каналах, реках, воздухе, везде теснились люди, всё кипело жизнью, но жизнь умерщвляла сама себя. Тщетно люди молили друг у друга средства воспротивиться всеобщему бедствию: старики воспоминали о протекшем, обвиняли во всём роскошь и испорченность нравов; юноши призывали в помощь силу ума, воли и воображения; мудрейшие искали средства продолжать существование без пищи, и над ними никто не смеялся.
Demetrius «Осколки»
... Я не знаю, что это было – сон или явь; грёзы, мечты и фантазии или реальные события. Я не знаю, как всё это точно охарактеризовать. Я лишь дал этому название – «Осколки». Это и в самом деле осколки – кусочки меня, являющиеся частью меня и принадлежащие мне. Заглянув в них, можно увидеть собственное отражение, а можно и случайно уколоться, перебирая их...
Demetrius «Zero»
...Так что, ты говоришь, исследуешь-то? А, завод наш... Ну, налей-ка 50 грамм для начала... Да расскажу, расскажу, не переживай! Да не пью я... почти... Тем более, чтобы такое вспомнить... А это же лекарство... поможет память освежить, да стресс снять...
...Только учти, что многого я тебе не расскажу. Но, как говорится, всё, что знаю... Чего ж хорошему человеку не помочь... Хоть и странный ты... Ладно...
О заводе рассказывать-то особо нечего. Обычный "почтовый ящик"... Я там тоже, конечно, работал... Все там работали... Да не, не инженером... Какой из меня инженер? Так, водилой... Привозил реактивы из центра, ну и мишуру всякую... Да ты наливай давай...
Аттила
Притча, рассказанная у костра холодной зимней ночью.
Случилось это в V веке нашей эры. В одном могущественном и воинственном племени у немолодых уже и по тем временам обеспеченных родителей родился сын. Назвали его Аттилой. Мальчик рос не по годам бойким и задиристым – то камнем из пращи в соседа запустит, то родственника зазевавшегося мечом по голове шарахнет, и забот с ним у родителей хватало... И вот, чтобы успокоить возмущенную общину, да и соседям нос утереть, выписали они убеленного сединами философа из увядающего тогда Рима.
А.В. Амфитеатров «Мёртвые боги (тосканская легенда)»
На небе стояла хвостатая звезда. Кровавый блеск ее огромного ядра спорил со светом луны, и набожные люди, с трепетом встречая её еженочное появление, ждали от неё больших бед христианскому миру. Когда комета в урочный час медленно поднималась над горизонтом, влача за собой длинным хвостом круглый столб красного тумана, в её мощном движении было нечто сверхъестественно грозное. Казалось, будто в синий простор Божьего мира ползёт из первобытного мрака свирепый царь его, огненный дракон Апокалипсиса, готовый пожрать месяц и звезды и раздавить землю обломками небесного свода. Комета смущала воображение не только людей, но и животных. Сторожевые псы выли по целым ночам, с тоскливым испугом вглядываясь в нависший над землею пламенный меч и словно пытая: правду ли говорят их хозяева о чудном явлении, точно ли оно – предвестник близкой кончины мира? Светопреставления ждала вся Европа. Булла папы и эдикты королей приглашали верующих к молитве, посту и покаянию, ибо наступающий год, последний в первом тысячелетии по Рождестве Христовом, должен был, по предположению астрологов, быть и последним годом земли и тверди: годом, когда явится предсказанный апостолом ангел и, став одною стопою на суше, другою на море, поклянется живущим вовеки, что времени уже не будет.
Подробнее: А.В. Амфитеатров «Мёртвые боги (тосканская легенда)»
А.В. Амфитеатров «Попутчик»
– А позвольте спросить, милостивый государь: вы не статский советник?
Я взглянул в темный угол вагона, откуда раздался этот неожиданный вопрос, и узрел небольшого человечка, одетого в серое пальто. По близорукости и за темнотою в вагоне, я не мог рассмотреть лицо серого господина, плотно укутанное в кашне.
– Нет, я не статский советник. А что?
– Так. Едем мы с вами – наружность ваша показалась мне симпатичною – захотелось завязать разговор: вот я и спросил.
А.В. Амфитеатров «Белый охотник (летняя фантазия)»
Посвящается Александре Валентиновне Пассек.
Это случилось в июльское полнолуние 1883 года.
Я был в гостях у моей соседки по имению, Зинаиды Петровны Берновой, праздновавшей в тот день свое рождение. Когда гости собрались прощаться, уже совсем свечерело.
Кто, по настоянию хозяйки, остался ночевать, кто отправился восвояси. К числу последних примкнул и я.
До моей усадьбы считалось от Берновки что-то около трёх вёрст: дорога шла полем и только близ самого моего дома, пряталась сажень на двадцать, на тридцать, в густой березняк – начало громадного казённого леса, покрывающего своей пущей добрую четверть Л-ского уезда. В наших местах не шалили; про волков тоже не было слышно, да летом они и не опасны; на всякий случай у меня в кармане лежал револьвер. Сообразив всё это, я отверг любезное предложение Берновой снабдить меня экипажем и пустился в путь пешком.
Подробнее: А.В. Амфитеатров «Белый охотник (летняя фантазия)»
Virga «Сесиль была наверху»
- Где она?.. - Агнесса спускалась вниз по лестнице.
Айра Джеб машинально оглянулся.
- Сесиль? Она нужна тебе сейчас?
- Хочу показать ей новую пудру. Бронзовую, - Агнесса просто сияла от удовольствия. Джеб подумал, что этой женщине очень нравилось делать покупки. Да и подарки, собственно, тоже. Все, что ни куплено, было к месту и к лицу. Нет, Агнесса точно не была жадиной. Правда, и альтруистка из нее получалась немного капризная.
Он устало отложил газету в сторону и, взяв румяный хлебец с блюдечка, с хрустом надкусил его.
Virga «Голоса из бездны»
Эти повести напрямую почти никак не связаны друг с другом и потому представляют собой разрозненные отрывки - в силу замысла, так как задумывались как бы вырванными из контекста, из некоего одного общего полотна, обозреть которое целиком никогда не представилось бы возможным. В настоящий момент цикл не закончен: вероятно, в него войдут еще два-три рассказа. По этой же причине он долгое время не имеел названия. Однако автор допускает его обнародование даже в таком виде, поскольку, как уже говорилось, эти истории объединяет весьма отдаленное общее, они как бы взяты из разных мест, разных миров одной Вселенной, и их могло бы быть больше или меньше - это не принципиально важно.
Virga «Семена»
"Когда становится темно, у меня такое состояние - если сейчас что-нибудь не подожгу, меня разорвет, просто с ума сойду... А душа успокаивается, когда горит огонь, и город светлый становится. Автопокрышки, киоски, дачи - все подряд поджигал. Я люблю смотреть..."
Георгий Медников, пироман.
Обычные на вид предметы - спички, зажигалки, кремни. Только я по-настоящему знаю, что на самом деле скрывается внутри них. Это семена. Семена огненной культуры, - носители жизни огня. Их нужно только выпустить на волю и дать им пищу. И время, чтобы они окрепли, возмужали и выросли. Я считаю себя их помощником, сеятелем. Я помогаю им вырасти. Это величайшая честь для меня.