Футуризм, война и отношение с фашизмом
Меня уже давно интересует этакий эффект "обратной связи", когда искусство начинает творить реальность. В рамках этого исследования я заинтересовался вопросом о том, как именно сотрудничали итальянские футуристы с правительством и, в частности, с Муссолини. А то, что они как то взаимодействовали у меня сомнений не было. Во-первых, идеи футуристов пересекались с идеями Муссолини, а во-вторых, за футуристов были интеллигентные массы, что не могло игнорироваться властями. В интернетах ничего внятного на эту тему не нашёл.
Выкладываю главу из двухтомника "Авангард в культуре XX века. Теория. История. Поэтика", как раз на эту тему. По-моему, очень интересно!
Еще в 1913 г., во время итало-ливийской военной кампании, где Маринетти, по его словам, изучал возможности сельскохозяйственного использования ливийской земли, он выступил с речью в Театре Верди во Флоренции. Перекрикивая возмущенные возгласы собравшихся, Маринетти бросал в толпу лозунги: "Италия — абсолютная повелительница!.. Слово Италия должно подчинить себе слово "свобода"! Пусть будут все свободы, все виды прогресса, но в идеальных пределах одной футуристической Нации! Нации антиклерикальной и антисоциалистической... Итак, все усилия и все виды насилия, все деньги и всю кровь на энергичное и практическое завершение ливийской кампании. В этом завершении сейчас состоит Колониальный Футуризм Италии. Да здравствует Ливия!"
В книге "Война как единственная гигиена мира" (Милан, 1915) объединила несколько речей и прокламаций Маринетти, таких как "Битва за Триест" и "Речь к триестинцам", отрывок из предсмертной речи "футуриста" Мафарки, футуристические обращения к венецианцам, испанцам, англичанам "Против пассатистского Рима", "Против профессоров", "Электрическая война", "Война как единственная гигиена мира" и др. Все эти документы - закономерное проявление футуристической ориентации на гражданскую и социальную активность в условиях, когда заинтересованные в мировой воине итальянские политические круги раздували националистическую истерию и открыто вели милитаристскую пропаганду. В свою книгу Маринетти включил футуристические лозунги идеологического и политического содержания, звучавшие ещё в первых манифестах. "Мы утверждаем, что абсолютный принцип Футуризма — это постоянное становление и бесконечное движение человека вперёд, как в физиологическом, так и в интеллектуальном отношениях", — говорится в статье "Война как единственная гигиена мира". В системе футуристической утопии тотального обновления мира такие лозунги вполне вписываются в идеологизацию фундаментального для футуризма культа молодости и силы и ниспровержения "пассатизма".
Однако наряду с патетической картиной осуществленной утопии нельзя не заметить и политически нацеленных мотивов в пропаганде именно итальянской гордости и силы. Например, в таких пассажах статьи "Электрическая война": "Раздразнив всех иностранцев, которые восторгаются нашим прошлым и презирают нас как сочинителей серенад, нищих или мошенников, мы заставили их восхищаться нами как самой одаренной расой на земле. <...> Благодаря нам Италия перестанет быть "любовным гнёздышком" для мира космополитов. Вот почему мы начали пропаганду мужества и оптимизма в противовес эпидемии низости и хронического пессимизма. Наша ненависть к Австрии; наше горячее желание воевать; наша жажда задушить пангерманизм — они венчают нашу футуристическую теорию!.. А вы молчите, дураки! Мы, как пистолет, нацелим в вас свои вырванные сердца, зажатые в пальцах, наши сердца, переполненные ненавистью и дерзостью. <...> И ещё мы объявляем забастовку молодых гробокопателей. Хватит, не надо нам могил! Пусть трупы сами себя хоронят, а мы вступаем в великий Город футуристов, нацеливший свою устрашающую батарею заводских труб против воинства Мертвецов, и мы шагаем по Млечному Пути".
"Манифест итальянской гордости" (1914) и публичные акции, организованные Маринетти под лозунгом "Долой Австрию!" со сжиганием австрийских флагов, сопровождались выступлениями и выставками художников-футуристов. Некоторые из них имели откровенно интервенционистский характер. Так, манифест К. Карра "Гуэррапиттура" (1915) трактовал войну как мощный стимул и источник вдохновения для художника, потому что в ней разнообразные потенции человеческой натуры проявляются наиболее спонтанно; художник Балла создал эскизы "антинейтралистских" красно-бело-зелёных мужских костюмов (цвета итальянского флага) и организовал демонстрации такой одежды на улицах.
Справедливости ради надо отметить, что далеко не все футуристы поддавались пылкой милитаристской пропаганде вождя Маринетти. Некоторых под его знамёна привлекло желание найти разные варианты синтеза выразительных средств разных искусств, экспериментировать с их симультанным применением. Так, художник Арденго Соффичи, который был ближе других к живописным традициям XIX в., увлеченно создает композиции, где используются коллажи и разнообразные типографские шрифты, и пишет эстетический манифест "Первые принципы футуристической эстетики" (1920), утверждая в нём своё собственное сугубо эстетическое понимание художественной задачи такой новаторской живописи. Как футурист, Соффичи разделяет мнение, что буквы и цифры, различные предметы и материалы несут в себе определённые пластические или хроматические качества и эксперименты с ними могут привлекать художника; однако он уверен и в том, что сами по себе они не имеют самостоятельной выразительной функции и остаются в коллажах инертным элементом техники, пока художник не одухотворит эти выразительные средства, не придаст им лирического или символического смысла.
В других документах футуристической эстетики художественная проблематика более откровенно связывается с милитаристской. Маринетти, Б. Корра и Э. Сеттимелли в 1915 г. выпустили манифест "Синтетический театр футуризма", начинающийся словами: "Предвидя нашу такую долгожданную войну <…> мы, футуристы, хотим воздействовать на художественные чувства итальянцев, дабы подготовить их к великому часу наибольшей Опасности. <...> Мы считаем, что повлиять на воинственный дух итальянцев сейчас можно только средствами театра. Футуристический театр должен быть синтетическим, то есть наикратчайшим: вместить в несколько минут, в несколько слов и жестов бесконечное множество ситуаций, чувств, идей, ощущений, фактов и символов. Он должен быть динамичным, симультанным, то есть рождаться в импровизациях, мгновенной интуиции, <...> а не за письменным столом". Словом, его эстетика, как явствует из положений манифеста, должна быть аналогичной паролиберизму. Об этом же говорит манифест Маринетти "Футуристическая кинематография" (1916), где автор выдвигает принцип "полиэкспрессивности", доказывая, что кино может "придать движение словам на свободе и тем самым дать им выйти за границу литературы, сблизившись с музыкой, живописью, искусством шумов и, таким образом, перекинуть чудесный мост между словом и реальным предметом". В "Манифесте футуристического танца" (1917) Маринетти призывает средствами грубого, агрессивного танца насаждать идеал "Умножённого Тела", дополненного мотором; для такого танца нужна "музыка шумов" (эстетику её разрабатывали Л. Руссоло и Б. Прателла, автор "Манифеста музыкантов-футуристов"); поскольку "шум сопровождает всякое проявление жизни", в военное время оркестру надлежит комбинировать механические шумы типа "грохот, взрыв, удары по металлу, дереву, камню" и т. д., а "паролиберистский" танец должен имитировать полёт шрапнели, стрельбу пулемёта, взлет самолета в небо.
В Первой мировой войне погибли художники-футуристы Боччони и Сант-Элиа; сам Маринетти, участвовавший в формировании батальонов волонтеров-велосипедистов, получил ранение. 1919-й год — время резкого противостояния демократических и социалистических кругов и подъёма авторитета Муссолини. С будущим дуче Маринетти был знаком еще с 1915 г. В конце 1918 – 1919 г. под руководством Маринетти, Сеттимелли, П. Больцона, Э. Poкка, Боттаи, Кальдерини и М. Карли создаются первые "Политические футуристические фашии" и "Ассоциация итальянских ардити" (ardito — смельчак), с программой, утверждавшей итальянский героизм, борьбу за новую Италию и социальную справедливость. Все эти требования, близкие футуристам, вошли в программу фашизма, только образ национального врага, всегда присутствовавший в футуристических утопиях "обновленной Италии", теперь начал обретать более чёткое политическое лицо. Футуристы, фашисты и ардити заявляли о своём праве взять безграничную власть и править страной. 21 сентября 1918 г. вышла газета "Футуристский Рим", в которой Маринетти объявлял о создании Итальянской футуристической партии с программой "патетического воспитания пролетариата", уничтожения "пассатистского" парламента и создания Технического Правительства молодежи. В этом же номере М. Карли (редактор газеты "Железная Голова") напечатал прокламацию "Ко мне, Чёрные огни!", адресованную бригадам ардити. Их задача формулировалась так: "убивать наших внешних и внутренних врагов, угрожающих Родине". В 1919 г. Маринетти произнёс речь на собрании фашистов в Милане в театре Ла Скала с призывом к антисоциалистической "патриотической революции сражающихся". Вооруженное столкновение на виа Мерканти 15 апреля 1919 г. Социалистами закончилось поджогом редакции социалистической "Аванти!". Столкновения с католиками, проповедь "антибольшевизма", и "освобождения от Ватикана", популистские лозунги "ардитизма" — опоры на молодёжь, изгнания профессоров из школ... Всё это оказалось как нельзя для поднимавшегося фашистского движения.
В 1919 г. Маринетти, Муссолини и несколько футуристов выдвигались кандидатами от фашистской партии на выборах в парламент, но под давлением социалистов были арестованы за организацию боевых групп, представляющих угрозу для безопасности государства. А в мае 1920 г. Маринетти и некоторые футуристы (в том числе и промилитаристски настроенный Карли) вышли из блока с фашистами, будучи недовольными их заигрываниями с монархистами клерикалами. В это время начинавший с социализма Муссолини уже эволюционировал в сторону совершенного антидемократизма, что в общем было чуждо футуристам, чей национализм и панитализм были скорее ближе к идеологии революционера XIX в. Дж. Мадзини, чем к властным амбициям демагога Муссолини.
В 20-е годы Маринетти, М. Карли и Сеттимелли публикуют манифест "Итальянская империя" (1923), посвящённый непосредственно "Бенито Муссолини, Главе Италии". Это, в общем, ещё одно повторение того, что уже 14 лет провозглашали футуристы, но в манифесте Маринетти всё ещё воспринимает Муссолини таким, каким он был в пору своего идейного сближения с футуризмом. Он называет новое правительство Муссолини футуристическим и убеждает его усилить панитальянские амбиции, но лишь для того, чтобы Италия была по-футуристически сильной и свободной. С призывом "шагать, а не гнить!" он заклинает итальянскую молодежь (опять эта неискоренимая футуристская ставка на молодежь!) "завоевать Итальянскую империю, именно Итальянскую, ибо наш полуостров <…> имеет все права управлять миром. Утверждение этого права будет актом веры и силы, смелой молодой импровизацией, чудесно возникшим произведением искусства. Итальянская Империя будет антисоциалистической, антиклерикальной, антитрадиционной, но со всеми свободами и прогрессом, которые обеспечит ей абсолютный патриотизм. Империя в руках лучшего из итальянцев. Он будет править без Парламента, с помощью Технического Совета молодежи". На это воспоследовали национальные почести Маринетти и приветствия Конгрессу футуристов (23 ноября 1924 г. в Милане), ответные послания польщённого Маринетти, адресованные "старому товарищу" Муссолини, который на Конгрессе признался, что "без футуризма не было бы и фашизма"...
Всё это доказательства того, что утопическая цивилизация, задуманная футуристами не видела противоречия в том, что кто-то сильный и организованный помогает ей быстрее покончить со старой культурой и утвердить футуристическую мечту о "новом" сознании с помощью вполне конкретных властных мер. Но при этом очевидно также и то, что, поднимаясь к власти, Муссолини сделал многое, чтобы поощрить, "пристегнуть" к поднимающемуся фашизму и даже просто использовать в своих целях как раз те аспекты футуристической идеологии, где она более всего смыкалась с националистической пропагандой. Муссолини на начальном пути его возвышения было выгодно также демагогически поощрять и до поры до времени опираться на пропагандистский раж футуристов, их утопическую веру в то, что с помощью своих экстравагантных акций, ультрановых стилистических находок или упорных призывов создавать новую, великую Италию, владычицу мира, они способны действительно перестроить сознание масс и создать невиданную прежде цивилизацию с Италией в центре.
Думается, пессимистический смысл аллегорий и символов, которыми наполнен финал романа "Непокорённые", написанного в 1922 г., свидетельствовал о том, что у самого Маринетти всё же были сомнения на этот счет. Необычные для Маринетти пессимистические ноты, туманно мелькающие образы ада и мотив христианского сострадания есть и в последнем предсмертном сочинении Маринетти — стихотворении в прозе "Четверть часа поэзии X MAS (Музыка чувств)", опубликованном его женой Бенедеттой в январе 1945 г. Умирающему поэту, пережившему бесславный конец итальянского фашизма и его военных авантюр (Маринетти умер в конце 1944 г.), представляется, как он напутствует молодых "аэропоэтов", сидящих в военных грузовиках: ассоциации, наплывающие одна на другую в воображении больного поэта, далеки от тех шумных, переполненных звуками боя картин, которыми он ранее наполнял свои слова на свободе. Его воображение рисует картины разрушений, "кладбища великих итальянцев, которые неизбежно будут взорваны, а мертвые взлетят на воздух". Но душа футуриста Маринетти не видит трагедии в этом апокалипсисе. "Вперед, грузовики!" Мэтр футуризма по-прежнему убеждён, что культурная традиция и преемственность — это враги движения, героизма молодости, прогресса Италии. "А вы, мастера наводить всякие мосты, вы, кто тормозит движение и хочет похоронить весенний энтузиазм славы, скажите мне: вас радует то, что вы смогли загнать на самое дно вашей идеологической навозной ямы хрупкую и прелестную раненую Италию, которая не умирает". В последних строках поэту видится разрушенный взрывом храм, который с мольбой тянет к Иисусу обрывки разодранных тел. "Мы станем, да мы уже и теперь стали коленопреклонёнными пулемётами, чьи стволы сотрясаются от молитв. Я снова и снова целую орудия, заряжённые тысячами и тысячами и тысячами сердец которые спалил жар вечного забвения".
Итальянский футуризм объединял в 1910-е годы поэтов, писателей и художников, увлечённых поисками образности нового века как в сугубо художественной, так и в общественно-идеологической сферах.
Футуризм с дерзкой категоричностью объявил об исчерпанности итальянской и вообще европейской культуры. Он стал глашатаем новой системы жизненных ценностей (мировоззренческих, нравственных, эстетических, религиозных, социальных, даже лингвистических) — глашатаем шумным, бесцеремонным, прибегающим к сильным дозам эпатажа. Эстетическая программа итальянского футуризма выявляет его притязания на роль первооткрывателя невиданных прежде сфер художественного. "Убивая", "сжигая" и "хороня" прежние мировоззренческие, стилистические модели, синтаксические и грамматические нормы, футуристы провозглашали тотальную свободу личностного самовыражения. Просматривается связь между футуристическими порывами в Неведомое, Невозможное, Абсолютное и иррационалистическими тенденциями символизма и декаданса конца века с их культом примитивизма. Очевидна так-же связь между футуристической эстетикой и стремлениями французских кубистов освоить "новую реальность" начавшегося века при помощи новой "синтетической" образности. Важно при этом, однако, не упустить из виду, что футуризм заявил претензию не на чисто формальное, а на глобальное бунтарство сразу в трех сферах – в идеологии, творчестве, жизнестроительстве. Этим только компенсировалась, например, замкнутость кубистов начала века на формальных поисках: футуризм решительно подвёл под моделирование синтетического образного языка нового века манящую своей цельностью "тотальную истину", которую следовало искать в синтезе "физики" и "идеи", рационального и иррационального, техники и эстетики, различных форм динамики (движения, скорости, силы) и социального прогресса.
В то же время, с момента своего появления итальянский футуризм демонстрировал чёткую эстетическую оформленность, благодаря которой в течение нескольких лет многочисленные и многословные футуристические манифесты объединяли вокруг себя самых различных авангардистски настроенных итальянских литераторов и художников. Манифест стал на долгое время едва ли не основным эстетическим продуктом футуризма. В этих манифестах была авангардистская эксцентричность и категорический негативизм по отношению и к "исчерпанной" национальной культуре, и ко всей "обветшалой" цивилизации вообще. В них был аккумулирован пафос бунтарства и "преображения мира силою человеческого духа", причём футуризм приветствовал как бунтарство и силу духа единичного героя-сверхчеловека, вооружённого молодостью, мощью механизмов и энергией машин, так и бунтарскую энергию толпы, воодушевлённой своим единством с волей вождя. Бесславный конец футуризма как глашатая новой милитаризованной цивилизации оттолкнул от него многих прежних его адептов, впоследствии перешедших под иные авангардистские знамёна.
Обычно облик итальянского футуризма в сознании массового читателя определяют его эпатирующий нигилизм и агрессивные лозунги. Но итальянскому футуризму в полной мере была присуща отмеченная исследователями авангардистской культуры характерная для авангардистского сознания амбивалентность, антиномическая бинарность творческих установок. Благодаря этому король в итальянской литературе оказалась не столь плачевно однозначной.
"Убивая лунный свет", желая превратить Венецию в военный порт и док для подводных лодок, славя мотор аэроплана, грохот пушки и скорость автомобиля, пытаясь рационально разложить и зафиксировать в футуристических картинах скорость бега собачки или вращение ноги балерины, футуристы в первых же своих манифестах заявляли, что они "отбрасывают разум как безобразную старую кожу" и жаждут победы иррационального. "Мы хотим стать добычей Неведомого, <...> наполнить бездонные колодца Абсурда", "взломать таинственные двери Невозможного". В "Техническом манифесте футуристической литературы" (1912) и примыкающих к нему манифестах 1912-1916 гг. постулировался принцип свободного "беспроволочного" воображения, "слов на свободе", которые должны освободить интуицию от каких-либо логических связей. С помощью интуиции, выражающей себя в потоке алогичных, иррационально возникающих ассоциаций, Маринетти намеревался оживить в футуризме "латинское" начало ("божественная интуиция — этот характерный дар латинской расы") и научить его проникать в тайную жизнь, свойства и законы реального мира: материи, земли, камня, металла, плоти человека и самой его смерти. Для Маринетти это проникновение в иррациональное казалось необходимым этапом создания "механического человека с заменяемыми частями", делённого новой гармонией, т. е. идеального человека, задачей которого и будет создание новой культуры и новой истории человечества осуществление футуристической утопии, одним словом.
Поэтому именно итальянский футуризм, при всей лубочной наивности и броской эксцентричности его форм и формулировок, не только открывает историю авангардистских течений в Европе, но и становится итальянским вариантом авангарда: он определяет его парадигму как в плане тотальных масштабов авангардистского нонконформизма, так и в плане агрессивности авангардистских методов саморекламы. Итальянские футуристы первыми сформулировали многие основополагающие принципы авангардистского творчества и нашли модели образности, которые в это же время искали и немецкие экспрессионисты, и французские сюрреалисты. Эти модели долгое время оставались продуктивными для разнообразных сторонников авангарда в Италии, вначале объединившихся под идейным знаменем футуризма, но затем порвавших с ним и утвердивших в итальянской литературе другие поэтические "синтезы" авангарда.
Итальянские футуристы со свойственным им напором первыми принялись осваивать главную проблематику новой эпохи, связанную с кризисной ситуацией смены веков и культурных традиций. Присущий авангарду социальный оптимизм, его негативное отношение к духовным ценностям прошлого и утопическая уверенность в том, что с наступлением технизированной цивилизации будут перестроены сознание человека и все устои общества, получили в итальянском футуризме эксцентрическое выражение. В утрированные, примитивные подчас гротескные формы облекалась футуристическая мифологизация энергий любого рода — от электрической и механической до творческой и сексуальной. Итальянский футуризм в немалой мере стимулировал и тот взрыв формального новаторства, и тот идеологически окрашенный социальный утопизм, которые стали важной частью поэтики всего XX века.