Звуки музыки

Источник: журнал «Знание – сила», №3, 1974 год. Автор: В. Петрушин. Полное название статьи: «Звуки музыки. Как их слушать, чтобы услышать. Заметки о психофизиологии музыки».

«Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает:
Но и любовь мелодия…»

А. С. Пушкин

1.

Как слушать и понимать музыку. Споры, споры без конца. Вечно животрепещущая тема университетов культуры и молодёжных диспутов, бесконечные разговоры – увещевания дикторов радио- и телепередач, практически постоянная рубрика молодёжных газет. Какая музыка считается хорошей, а какая – плохой? Какая – современной, а какая – устаревшей? Какого рода музыка нужна современному человеку? Эти вопросы звучат снова и снова.

«Кто-то там считает, что Стравинский, Хиндемит, Шостакович – это всё современная музыка. Ничуть не бывало – это всё староверы. А современность – это как раз вокально-инструментальные группы. И кто это там сказал, что духовно развитые люди – это те, кто любит и понимает классику? А может быть, наоборот?» Это довольно типичное высказывание сторонника лёгкой музыки и, разумеется, противника классической, письмо которого в своё время было опубликовано в порядке диспута в «Комсомольской правде». Но если к подобного рода высказываниям приглядеться повнимательнее, можно заметить, что это лишь один из распространенных способов психологической защиты, который был описан ещё Эзопом в басне «Лиса и виноград». Не сумев понять какие-либо ценности, человек начинает умалять их объективное значение и затем на этом основании отвергает их – виноград, мол, зелен.

В своей статье я хочу поразмышлять над этими вопросами с точки зрения психофизиологии восприятия музыки – этой проблемой я занимаюсь профессионально. Конечно, такой взгляд достаточно узок, но зато он, как кажется, даёт возможность увидеть в этой проблеме нечто новое.

Что же мешает любителям эстрадной музыки стать ценителями классической?

Загадка эта кроется, в частности, в некоторых психологических закономерностях восприятия музыки. Известный советский исследователь музыкального восприятия Б. М. Теплов писал, что в музыке «основным носителем смысла является звуковысотное движение, и это звуковысотное движение переживается человеком как выражение определённого музыкального эмоционального содержания музыки». Но, как и любое другое восприятие, восприятие музыки основывается на законах опережающего отражения, а именно, на вероятностном предвосхищении – предслышании мелодии и ритма. Природа ритма универсальна, и предвосхищение ритмического движения нам даётся значительно легче, чем предвидение (предслышание) звуков мелодии.

Эстрадная, лёгкая музыка отличается от классической не только меньшей сложностью мелодических и гармонических оборотов, но прежде всего тем, что в основе её лежит не мелодия, а ритм. Для восприятия лёгкой музыки достаточно спрогнозировать простенькую мелодию на фоне четкого ритма. Для восприятия классической необходим опыт – умение предугадывать, предчувствовать, предвкушать, если хотите, сложные мелодии на более расплывчатом ритмическом фоне. Если нет музыкального опыта, труд этот вызывает естественное психологическое отталкивание: непонятно – значит неинтересно и плохо; непонятно – значит несовременно.

Как же перекинуть мост от лёгкой музыки к признанию и, самое главное, переживанию серьёзной?

Вот самый простой рецепт. Достаточно прослушать какое-нибудь произведение классической музыки, скажем симфонию Брамса или Чайковского, несколько раз с интервалом в два-три дня. Важно одно: чтобы в это время вам никто не мешал. Как любил говорить наш знаменитый педагог и пианист Генрих Нейгауз, «звук должен быть закутан в тишину, звук должен покоиться в тишине, как драгоценный камень в бархатной шкатулке». «Бархатную шкатулку» слушатель должен организовать себе сам, выбрав те часы и минуты, когда дома никого нет, когда можно одновременно внешне расслабиться и внутренне сосредоточиться. Итак, нужно сосредоточиться на звуках музыки и мысленно прослеживать всякий раз изгибы мелодии, как бы пропевая их про себя. Когда мы учим иностранный язык, новое слово нам становится понятным и узнаваемым лишь тогда, когда мы сможем мысленно проговорить и представить его. Точно так же нам становится понятна мелодия, и мы владеем ею, когда сможем пропеть её или представить. Таким способом можно развить в себе внутренний слух и так называемое ладовое чувство, которое является основой мелодического слуха и благодаря которому одни звуки мелодии мы воспринимаем как устойчивые, другие же – как неустойчивые, что и вызывает в нас эмоциональный отклик на музыку.

Возможно, поначалу это будет сложно, слушатель просто будет уставать от непривычного напряжения, наконец. Однако ведь и чтение вызывает утомление, если в руках у тебя интересная, но трудная книга. К тому же существует категория людей, которым, как говорится, медведь на ухо наступил. Как быть тем, «потревоженным медведем»? Не знаю. Знаю только одно: если, как сказал Пушкин, «лишь любви музыка уступает», стоит попробовать.

Пройдёт какое-то время: медленно и постепенно начнет приоткрываться вам эмоциональный смысл музыкальных интонаций. Мелодия, звучащая несколько раз, с каждым новым повтором, на новой высоте (так называемые секвенции) может ассоциироваться с нарастающим душевным напряжением. Ниспадающий мелодический ход из двух-трёх звуков скажет о горечи сожалений; спокойная, напевная мелодия, захватывающая при своем движении большой диапазон звучания, может нарисовать привольный пейзаж; а резкий скачок мелодии на диссонирующий интервал может напомнить о вскрике отчаяния.

Чем больше будет пережито, тем больше скажет музыка. Ференц Лист любил говорить своим ученикам: «Если ты хочешь быть значительным музыкантом, ты должен быть значительным человеком». Очевидно, эти же слова могут быть отнесены и к слушателю музыки.

Правда, поначалу будут понятны лишь отдельные музыкальные обороты – не беспокойтесь: постепенно фрагментарность восприятия сменится его целостностью. Сосредоточенное вслушивание в музыкальную ткань произведения должно вызвать переходное, так называемое фазовое состояние, которое напоминает гипнотическую фазу сна – мозг спит и не спит, бодрствует и не бодрствует. Контроль за мыслью ослабевает: в сознании человека развертываются причудливые цепи ассоциативных воспоминаний (явление это получило в психологии название гипермнезии). В какой-то момент в коре головного мозга под влиянием музыки появятся синхронные ритмы. Именно в эти минуты переживание музыки будет доставлять необыкновенное наслаждение. Далеко не случайно в последнее время при аутогенной тренировке столь успешно применяется музыка. Помогая психоневрологу, она как бы подталкивает человека к нужному эмоциональному состоянию.

Наибольшая потребность человека в музыке появляется тогда, когда его эмоциональное состояние по каким-то причинам неустойчиво. В это время в мозгу появляются десинхронные ритмы, нарушающие нормальное, привычное течение мыслей и чувств. Синхронизируя их, возвращая им гармонию, музыка помогает восстановить душевное равновесие.

Теперь понятно, откуда у нас бывает подчас навязчивое, почти болезненное желание услышать какую-то старую, знакомую пластинку. Добежать домой, поставить и... и наступит облегчение. Никому не надо жаловаться, никому не надо печалиться. Музыка всё сама услышит, всё поймет, ответит на ваши вопросы, исцелит никому не высказанные обиды.

2.

Любители серьезной музыки знают: классическая симфония состоит из четырёх частей – это напряженно-конфликтная, построенная на резких противоречиях первая часть, созерцательное адажио; веселое, искрящееся скерцо, переходящее в жизнеутвердающий финал. Графически чередование частей классической симфонии можно было бы изобразить так:

Но почему части симфонии идут именно в такой последовательности? Почему, например, после первой части должно идти адажио, а не скерцо?

Музыканты-теоретики дают такое разъяснение: последовательность частей сложилась исторически, социальная действительность, усложняясь, требовала для своего отражения всё более сложной формы, части чередуются по принципу контраста для большей выразительности. Завязка симфонии в первой части должна быть драматичной, а развязка в финале – оптимистичной, нельзя же публику отпускать с концерта в плохом настроении.

Это объяснение традиционное. Ну, а что могут добавить к этому другие науки?

...Один из эффективных методов современной психиатрии – наркопсихотерапия. В организм больного вводятся определённые психофармакологические препараты, например гексенал, который постепенно изменяет эмоциональное состояние больного. На фоне подвижного, динамично изменяющегося состояния психотерапевт произносит формулы внушения. Действие гексенала на человека любопытно, в нём явственно заметны разные стадии. Перед началом действия препарата – возбуждённость и беспокойство, затем стадия превентивного, охранительного торможения: окружающие предметы начинают терять для больного свои чёткие контуры, они как бы плывут, принимая самые фантастические очертания. Увеличение дозы гексенала влечёт за собой эйфорию. Больные, до этого неразговорчивые и подавленные, становятся оживлёнными, весёлыми. Именно на этой стадии психотерапевт произносит соответствующие формулы внушения. Если сеанс наркопсихотерапии изобразить графически, он будет удивительно похож на... график классической симфонии.

Что это – случайное совпадение? Или здесь действуют одинаковые закономерности? Наши предположения можно было бы сформулировать так: не является ли классическая симфония той, интуитивно найденной композиторами прошлого формой, которая наиболее точно действовала на человека, проводя его по разным, строго отмеренным ступенькам эмоциональных состоянии?

Будем осторожны в выводах, но это предположение весьма заманчиво: оно позволяет взглянуть на музыкальную форму не только с позиции теоретического музыкознания, но и с позиций психофизиологии. Кстати. Б. А. Асафьев заметил однажды, что «развитие музыкальной мысли воспринимается в соответствии с развитием наших психических процессов. Есть родственное ощущение между ростом в нас чувств, страстей, аффектов и… между интенсивным движением симфонии».

Косвенное доказательство в пользу этого предположения знакомо любому постоянному и внимательному посетителю консерваторских концертов: порядок номеров исполняемых произведений в программе. Обычно концертанты бывают серьезно озабочены этой проблемой. Из повседневной концертной практики хорошо известно: вот одна и та же пьеса, но она сыграна в разных местах программы – и звучит она совсем по-разному, и даёт различный эффект. Обычно музыканты строят программы своих концертов по принципу нарастания эмоционального накала, начиная концерт с умеренных по темпу и звучанию произведений и кончая концерт «ударными», виртуозными пьесами.

3.

Итак, чтобы классическая музыка могла доставить наслаждение, нужно приучить себя сосредоточенно слушать звук. Но этого мало. Надо ещё знать себя. Если вы, скажем, обладатель слабого типа нервной системы, если вы человек самоуглубленный, чуждающийся людей интроверт, то наибольшее удовольствие (или страдание?) от музыки вы получите, слушая её дома, в уединении, когда вам никто не мешает. Если же вы человек открытый, жизнерадостный, общительный экстраверт, идите в концертный зал. Соседство других людей вам только поможет в восприятии музыки.

Эта закономерность психологически естественна и связана она с особенностями реакций разного типа людей на основной раздражитель в присутствии подобного. Есть основной раздражитель – музыка, есть побочный – люди. У обладателей слабого типа нервной системы в присутствии чужих людей реакция на музыку падает, у людей с сильным типом, – напротив, повышается.

Эмоциональный эффект от музыки связан, помимо всего прочего, с её громкостью. Каждый человек выбирает для себя свою громкость, ибо у каждого из нас имеются свои пороги чувствительности. Обладатели «слабого» типа, имеющие низкие пороги ощущений и, следовательно, высокую чувствительность, будут стараться уменьшить силу звука, зато уж обладатели «сильного» типа будут стараться вывернуть приемник или магнитофон на полную мощность.

Интересно, что исполнители, обладавшие сильным типом нервной системы, такие, как Лист или Рахманинов, славились особой мощью и силой звучания, обладатели «слабого» – Шопен. Скрябин – особой его лёгкостью и полётностью.

Наконец, чтобы музыка действовала на вас достаточно сильно, её не должно быть слишком много. Мы все погружены во множество шумов, они снижают нашу восприимчивость.

...Человек слушает музыку – как, казалось бы, просто. Но в этой простоте пересекается множество достаточно сложных закономерностей. Это не только объективная сложность самого музыкального произведения и уровень развития музыкального слуха слушателя, но и способность его к предвосхищению и предслушиванию мелодии, его жизненный опыт, обстановка, в которой он слушает музыку, особенности склада его нервной системы, громкость музыки, различные нюансы эмоционального состояния человека в момент восприятия и, возможно, ещё множество факторов, о которых пока даже не подозревают ни музыковедение, ни смежные науки.

Сейчас, в век научно-технической революции, много говорят и пишут о том, что наш мозг нуждается в постоянной тренировке и упражнении. Много пишут и о том, что малоподвижный образ жизни наших современников ведёт к печально известной гиподинамии – источнику многих заболеваний. Но мало кто вспоминает, что эмоциональная сфера человека нуждается в постоянном притоке положительных эмоциональных впечатлений, подобно тому, как мозг – в тренировке сообразительности, а мышцы – в физической нагрузке.

Напористым рационалистам, утверждающим, что в наше время чувства должны уступать место железной логике и безошибочному расчету интеллекта, следовало бы напомнить, что эмоциональная бесчувственность – один из ранних признаков душевного заболевания. Замечено также, что отсутствие положительных эмоциональных впечатлений часто приводит к так называемому отклоняющемуся поведению. Более того, все политические, этические и правовые взгляды человека становятся более глубокими, чёткими и оформленными, когда они имеют под собой эмоциональную основу. Все виды искусства, ну а музыка в особенности, способны сказать здесь своё веское слово.

Классическая музыка в воспитании глубокого эмоционального отношения человека к действительности имеет гораздо больше преимуществ, чем лёгкая эстрадная музыка, потому что количество эмоциональной информации, заложенное, скажем, в симфонии или сонате, намного больше, чем в произведениях лёгкой музыки. И именно поэтому, в то время как смена одной популярной песни другой напоминает непрерывную чехарду, классический фонд музыки не предается забвению.

...Как постепенно забываются и уходят в туман прошлого суета будней с их маленькими радостями и огорчениями, так уходят от нас симпатичные эстрадные песенки, одарив нас одной-единственной улыбкой. Но переживания, которые потрясают наше существование, перерождая нас, через многие годы остаются в нашей памяти чистыми и не разрушенными временем. Часто мы можем представить их себе гораздо яснее тех событий, которые произошли с нами вчера. Именно о таких переживаниях говорит классическая музыка в соль-минорной симфонии Моцарта, Шестой симфонии Чайковского, Седьмой симфонии Шостаковича. Если верно, что чувства человеческие не стареют, то как же может устареть музыка, которая с таким совершенством эти чувства выражает. Эти шедевры бессмертны, и можно только благодарить жизнь за то, что в ней есть красота музыки.